«Убили, значит, Фердинанда-то нашего», – этой фразой пани Мюллеровой, служанки главного героя, начинаются «Похождения бравого солдата Швейка во время мировой войны». Для большинства людей спустя сто лет после его гибели в Сараево наследник австро-венгерского престола остается, как и для пани Мюллеровой, не более чем человеком-мишенью.
28 июня 1914 года пули Гаврило Принципа попали в цель, запустив механизм международного кризиса, который привел к Первой мировой войне. Но трагедия Великой войны будет неполной и не до конца понятной, если не помнить о том, кем были ее фактические первые жертвы – эрцгерцог Франц Фердинанд д’Эсте и его супруга София Хотек. Ведь выстрелы в Сараево не просто оборвали жизнь высокопоставленной супружеской пары. Вместе с наследником и его женой погибла старая Европа. Как и почему это произошло?
ПРЕДЧУВСТВИЕ БЕДЫ
Последнюю поездку Франца Фердинанда сопровождали происшествия, которые позднее, после сараевских выстрелов, многие истолковали как мистические предзнаменования. В Вене у новенького салон-вагона, в котором должен был ехать на военные маневры в Боснию наследник трона, ни с того ни с сего сломалась колесная ось. Эрцгерцогу предоставили другой вагон, но в нем неожиданно отказало электричество. Зажгли свечи, и Франц Фердинанд, оглядевшись, сказал своему секретарю: «Какое странное освещение... Я чувствую себя, как в склепе». Еще более красноречивы воспоминания Циты де Бурбон-Парма, жены племянника Франца Фердинанда, эрцгерцога Карла, которому в 1916 году было суждено стать последним монархом Австро-Венгрии: «...Когда герцогиня София ушла, чтобы уложить в постели детей, наследник престола сказал: “Должен сообщить вам одну вещь… меня убьют!”. Эрцгерцог произнес это тихо, но четко и ясно. Мы оба с ужасом посмотрели на Франца Фердинанда. После того, как Карл попытался возразить, наследник строго заметил: «Не надо ничего говорить! Я совершенно ясно это знаю. Через пару месяцев я буду убит». Несколько секунд было тихо, потом он добавил, обращаясь к Карлу, – тихим, спокойным тоном: «Я оставил для тебя в своем сейфе кое-какие бумаги... они предназначаются только тебе, после моей смерти возьми их. Это планы, мысли, некоторые идеи... может быть, они будут тебе полезны».
О планах и мыслях Франца Фердинанда мы еще поговорим, пока же следует заметить, что предчувствие беды не оставляло в конце июня 1914 года многих людей, имевших отношение к визиту наследника в Сараево. 27 июня, когда эрцгерцог и его супруга уже находились в Боснии, состоялся следующий диалог между Софией и хорватским политиком Иосипом Сунаричем, который предупреждал эрцгерцогскую чету о националистических настроениях, царящих среди боснийских сербов, и возможности покушения: «Дорогой Сунарич, вы, однако, ошиблись, все совсем не так, как вы утверждали... Мы побывали всюду, и везде сербское население принимает нас столь радушно и искренне, что мы действительно счастливы». — «Ваше высочество, я молю Бога, чтобы завтра вечером, когда я буду иметь честь увидеть вас снова, вы бы смогли повторить те же слова. Тогда у меня с сердца спадет камень, большой камень!».
Латинский мост в Сараево, недалеко от места убийства Франца Фердинанда и Софии
К вечеру следующего дня наследник и его супруга были мертвы. Историки давно обратили внимание на то, насколько неудачно был выбран день сараевского визита: 28 июня – Видовдан, или день святого Вита, когда сербы отмечают годовщину битвы на Косовом поле (1389). Тогда их войско потерпело поражение от армии турецкого султана, и Сербия на несколько веков была покорена Османской империей. В той битве, по преданию, сербский воин Милош Обилич пробрался в шатер султана и зарезал его. Для сербов Видовдан с тех пор стал днем национальной скорби, героизма и мести. А Франц Фердинанд, явившийся в боснийскую столицу как раз в этот день, служил олицетворением чужой власти, мешавшей, по мнению сербских националистов, воплощению их мечты – объединению всех сербов под властью Сербского королевства, чьи отношения с Австро-Венгрией к 1914 году были крайне напряженными.
Принцип выхватил пистолет и выстрелил – как он сам позднее признался на суде, практически не целясь, так как находился в сильном волнении
Франц Фердинанд был, безусловно, смелым человеком. Об этом говорит хотя бы его поведение в последний день жизни. Первое покушение произошло за пару часов до выстрелов Гаврилы Принципа: его товарищ Неделько Чабринович бросил бомбу в открытый автомобиль, в котором ехала эрцгерцогская чета. Бомба упала на сложенную «гармошкой» за спиной пассажиров крышу машины, и Франц Фердинанд, не растерявшись, рукой отбросил ее прочь. При взрыве были ранены несколько офицеров свиты, ехавших во втором автомобиле. После этого, посетив сараевскую мэрию, наследник приказал изменить программу визита. Вопреки предложениям уехать из города поскорее он решил навестить в больнице людей, раненных утром при взрыве бомбы Чабриновича. В суматохе водителю машины, в которой ехал Франц Фердинанд, не сказали об изменении маршрута. Когда шофер сворачивал на набережную, ему наконец сообщили об этом. Автомобили в 1914 году были громоздкими и неповоротливыми: шофер остановился и пытался развернуться в нужном направлении. Случилось так, что это произошло в двух шагах от места, где стоял Гаврило Принцип, к тому времени думавший, что план покушения сорвался. Принцип выхватил пистолет и выстрелил – как он сам позднее признался на суде, практически не целясь, так как находился в сильном волнении. Тем не менее оба выстрела оказались на удивление меткими – и смертельными.
А вот как закончилась жизнь убийцы – Гаврило Принципа:
Sizin brauzer HTML5-i dəstəkləmir
Последние годы Гаврило Принципа
ЗАПУТАВШИЕСЯ ТЕРРОРИСТЫ
О том, какие цели преследовали люди, организовавшие убийство Франца Фердинанда, мы беседуем со специалистом по истории Балкан, доктором исторических наук Сергеем Романенко.
- К 1914 году Босния уже 35 лет находилась под властью Австро-Венгрии. Известно, что в целом населению провинции, в том числе боснийским сербам, жилось лучше, чем их соплеменникам в собственно Сербии. С чем же был связан подъем радикальных националистических настроений, носителями которых были Гаврило Принцип и его товарищи по группе «Млада Босна», организовавшей убийство эрцгерцога? И были ли противоречия между Австро-Венгрией и Сербией настолько непримиримыми, что их можно было разрешить только войной?
- Я только что вернулся с международной конференции историков в Сараево, где этот вопрос как раз живо обсуждался. Версии есть разные. Некоторые коллеги обращают внимание на то, что Австро-Венгрия незадолго до убийства продала Сербии большую партию винтовок. Это говорит о том, что она не собиралась воевать: кто же поставляет оружие своему врагу? Что же касается националистических настроений, то здесь были разные факторы. Нельзя забывать о противоречиях между тремя народами, жившими (и живущими) в Боснии – сербами, хорватами и мусульманами-босняками. Если боснийские сербы считали, что их земля должна принадлежать Сербии, то у хорватов и мусульман был другой взгляд на это, они были более лояльны австро-венгерской власти. Хотя в Боснии жилось получше, чем в Сербии, но национализм не связан напрямую с уровнем жизни. Идея объединения национальных территорий служила ядром сербского национализма.
- А Австро-Венгрия не могла предложить сербскому населению Боснии какую-то политическую модель, которая бы его устроила?
- Босния и Герцеговина была оккупирована Австро-Венгрией в 1878 году по решению Берлинского конгресса, в 1908-м – окончательно аннексирована. Всё это надо рассматривать в более широком европейском контексте. Действовал тут и русский фактор: Россия традиционно поддерживала Сербию, а значит, опосредованно – и сербский национализм в Боснии. Что касается габсбургской власти, то это была жесткая и эффективная бюрократия, она оставила в Боснии свой след, там до сих пор много красивых зданий, построенных в австрийский период. Это всё было рассчитано на века, но местным населением все равно воспринималось как чужое.
- Историки десятилетиями разбирают вопрос о том, насколько тесно были связаны террористы из «Млады Босны» с официальными властями Сербии. По вашему мнению, кто тогда был ближе к правде – Вена, обвинившая сербские власти в покровительстве убийцам, или Белград, утверждавший, что не имеет с ними ничего общего?
Во время визита Франца Фердинанда надлежащие меры безопасности не были приняты – и, учитывая, что у наследника было много врагов, некоторые историки полагали, что это было сделано специально
- Версия о связи «Млады Босны» с Сербией весьма распространена, но есть вопрос: с какой Сербией? Там, с одной стороны, была тайная офицерская организация «Черная рука» («Единство или смерть»), а с другой – правительство Николы Пашича и правящая династия Карагеоргиевичей. И отношения между двумя этими группами были непростыми. Пашич стремился дистанцироваться от заговорщиков. Его в чем-то можно сравнить со Столыпиным, мечтавшим о долгом периоде мира для России – так и Пашич, судя по всему, не собирался воевать в 1914 году. Существует и своеобразная антиавстрийская версия сараевского убийства. Известно, что во время визита Франца Фердинанда надлежащие меры безопасности не были приняты – и, учитывая, что у наследника было много врагов, некоторые историки полагали, что это было сделано специально, эрцгерцога подставили под пули. Но всей истины, боюсь, мы никогда уже не узнаем.
- Как сегодня на Балканах оценивают события столетней давности? Кто для общественного мнения Гаврило Принцип и его друзья – герои? Преступники? Запутавшиеся идеалисты, заслуживающие сожаления?
- Если брать Сербию, то там, за исключением, быть может, профессиональных историков и интеллектуалов, остается в силе старое представление о том, что это национальные герои. Конечно, в других странах есть и другие мнения – что это был политический терроризм. Вообще, чем отличается исторический подход от политического? Применительно к Первой мировой войне искать ее причины – это исторический подход, а заниматься вопросом «кто виноват?» – скорее политический. На конференции в Сараево, о которой я упоминал, многие историки выступали в роли политиков, ставя в первую очередь вопрос об ответственности за войну, который сейчас, как мне кажется, уже не имеет смысла.
- А кто эти люди, члены «Млады Босны», лично для вас?
- С одной стороны, они, конечно, искренне хотели национального освобождения. С другой – это были совсем молодые люди, не очень образованные и несколько запутавшиеся. Они не могли представить себе, к каким чудовищным последствиям приведет их шаг. Они боролись за национальную свободу, но в результате Первой мировой никакого торжества свободы не наступило, – отмечает российский историк-балканист Сергей Романенко.
НЕПРИЯТНЫЙ ЧЕЛОВЕК ИЗ КОНОПИШТЕ
Франц Фердинанд был удобной мишенью по разным причинам. Его не любили и побаивались многие – не только из-за его политических взглядов, суливших в случае прихода наследника к власти резкие перемены, но и из-за непростого, тяжелого характера. Эрцгерцог был вспыльчив, горяч, хотя отходчив – несправедливо кого-то обидев, он был способен от всего сердца извиниться перед ним. Другой его неприятной чертой была его подозрительность. Она, впрочем, во многом объясняется обстоятельствами его жизни.
Эрцгерцог Франц Фердинанд с женой и детьми
Наследником трона Франц Фердинанд стал случайно. В 1889 году покончил с собой, не вынеся груза житейских и психологических проблем, единственный сын императора Франца Иосифа – Рудольф. По закону, следующим наследником должен был стать младший брат монарха, эрцгерцог Карл Людвиг, но он был пожилым и абсолютно аполитичным человеком и уступил место в «очереди» к трону своему старшему сыну – Францу Фердинанду. Император недолюбливал племянника – они были слишком разными людьми. Когда в тридцатилетнем возрасте Франц Фердинанд заболел туберкулезом и надолго уехал из Вены на лечение, старый монарх стал давать важные поручения младшему племяннику – Отто, что вызвало ярость больного Франца Фердинанда. Биограф наследника Ян Галандауэр пишет: «Габсбурги всегда отличались подозрительностью, а Франц Фердинанд особенно. К этому необходимо добавить психические изменения, сопровождающие туберкулез. Один из специалистов, занимающихся влиянием туберкулеза на психику больных, называет возникающую у них подозрительность “туберкулезным психоневрозом с параноидальными элементами”». Эрцгерцогу казалось, что все вокруг настроены против него и строят козни, чтобы помешать ему унаследовать престол. Как писал позднее Стефан Цвейг, «эрцгерцогу не хватало качества, которое в Вене издавна ценили превышего всего – легкого обаяния, шарма». Не улучшило его характера даже излечение от тяжелой болезни, что многие тогда посчитали чудом.
История женитьбы Франца Фердинанда тоже не способствовала его популярности в глазах императора и двора – хотя несколько улучшила его имидж в глазах широкой общественности. Роман с чешской графиней Софией Хотек, на которой он решил жениться, поставил Франца Фердинанда перед жестоким выбором: отказаться от любимой женщины или от прав на трон. Ведь закон лишал права наследования короны членов императорского дома, заключивших неравный брак. Со свойственным ему упорством Франц Фердинанд уговорил императора сохранить за ним право наследования – в обмен на отказ от этих прав для его детей от брака с Софией Хотек. Недоброжелатели наследника отыгрались на его жене: София как «неравная родом» во время церемоний и мероприятий, согласно строгому этикету венского двора, не смела находиться рядом с мужем. Франц Фердинанд злился, но терпел, мечтая о том, как он отомстит своим недругам, когда взойдет на престол.
Франц Фердинанд злился, но терпел, мечтая о том, как он отомстит своим недругам, когда взойдет на престол
Брак с Софией (император, относившийся к ней неплохо, дал ей титул княгини фон Гогенберг) оказался очень счастливым. В нем родились трое детей – София, Макс и Эрнст. Судьба сыновей Франца Фердинанда, кстати, была непростой: в годы Второй мировой оба они, не скрывавшие ненависти к нацизму, были брошены в концлагерь Дахау. Но росли дети в купленном наследником трона замке Конопиште под Прагой в атмосфере любви и радости. В кругу семьи замкнутый и раздражительный Франц Фердинанд становился другим человеком – веселым, обаятельным и добрым. Семья была для него всем – недаром последние слова эрцгерцога были обращены к жене, умиравшей рядом с ним на сиденье автомобиля: «Софи, Софи! Живи, ради наших детей!».
Семейная жизнь Франца Фердинанда и Софии. Конопиште, Чехия
Sizin brauzer HTML5-i dəstəkləmir
Жизнь в Конопиште перед смертью в Сараеве
Правда, на семейные радости времени у эрцгерцога было не так уж много: он был назначен главным инспектором вооруженных сил Австро-Венгрии и много внимания уделял улучшению состояния армии и флота. Собственно, и поездка в Сараево имела прежде всего характер военной инспекции. Кроме того, наследник и его окружение разрабатывали планы крупномасштабных реформ, которые должны были обновить величественное, но обветшавшее здание габсбургской монархии.
РЕФОРМЫ ПОСЛЕДНЕЙ НАДЕЖДЫ
О том, каким политиком был эрцгерцог Франц Фердинанд и какие планы он вынашивал, Радио Свобода рассказал чешский историк, профессор Карлова университета (Прага) Милан Главачка.
- По воспоминаниям многих современников, после сараевского убийства реакция общества в Австро-Венгрии на случившееся была спокойной и даже равнодушной. Наследник престола был не слишком популярен у подданных. С другой стороны, известно, что у Франца Фердинанда были планы крупных реформ, которые позволили бы модернизировать габсбургскую монархию. Чем обусловлена противоречивая репутация эрцгерцога?
- Как это часто бывает с историческими личностями, можно говорить о двух образах Франца Фердинанда: с одной стороны, об образе, созданном масс-медиа и отчасти историографией, и с другой – об образе, более близком к реальности. Непопулярность Франца Фердинанда была следствием некоторых его личных качеств. Ну, скажем, той строгости и порой надменности, с которой он обращался со своими слугами в замке Конопиште под Прагой, или его охотничьей мании, этого истребления эрцгерцогом тысяч зверей. К концу жизни он даже был глуховат от того, что слишком часто стрелял.
Что касается его реформаторских устремлений, то они тоже во многом окружены мифами. Считается, что он пытался спасти монархию, разрабатывал планы преобразований. Всё это так, но эти планы были несовершенны и зачастую недостаточно продуманны. Очень многое в политике наследника определяла его неприязнь к венграм, точнее – к дуалистическому устройству Австро-Венгрии, которое, как он считал, ослабляло монархию. Он стремился ослабить усиливавшиеся позиции венгерской правящей элиты.
Мундир Франца Фердинанда, который был на нем во время убийства
- Какими методами? Авторитарно-самодержавными?
- Ну, демократом он действительно не был. С другой стороны, австро-венгерское общество было достаточно развитым и культурным. Просто так устранить или сильно ограничить то, что уже стало частью политической традиции, что работало на протяжении десятилетий – парламент, свободу прессы и дебатов, коалиционные правительства и так далее – было вряд ли возможно. Разве что путем государственного переворота, но в таком случае он не мог бы рассчитывать на какую-либо поддержку общества.
Другой миф, окружающий фигуру Франца Фердинанда – это представление о том, что он, мол, был тем самым Kriegshetzer, «поджигателем войны». Этот миф возник во многом из-за того, что незадолго до отъезда в Сараево, в середине июня 1914 года, эрцгерцог принимал в Конопиште германского императора Вильгельма II. Они долго общались тет-а-тет, содержание этого разговора осталось неизвестным, но после Первой мировой возникла такая интерпретация: вот именно там и тогда, мол, обсуждались агрессивные планы Германии и Австро-Венгрии. Если мы посмотрим на документы, в частности, на обширную переписку Франца Фердинанда с министром иностранных дел Леопольдом фон Берхтольдом, то увидим, что дела обстояли в точности наоборот. Наследник престола знал внутренние слабости своего государства и понимал, что если Австро-Венгрия активно вмешается в военный конфликт в Европе, это может ее уничтожить.
- Это касалось и возможной войны с Россией?
- Безусловно. Франц Фердинанд справедливо полагал, что такую войну габсбургская монархия – как, вероятно и русская, тут у него тоже иллюзий не было – не пережила бы. И именно поэтому он противостоял «партии войны» при дворе и в правительстве, в том числе начальнику генштаба Францу Конраду фон Гётцендорфу. Члены этой «партии» полагали, что война будет локальной, только против Сербии или Италии, а вся система взаимных союзнических обязательств, которыми были связаны члены обеих коалиций великих европейских держав, не будет приведена в действие. Эти люди также делали ставку на то, что Россия не успела реализовать программу перевооружения армии, а потому воевать не решится. Насчет перевооружения – это было правдой, но, несмотря на это, в 1914 году Россия немедленно вступила в войну на стороне Сербии. А Франц Фердинанд именно этого и опасался – как оказалось, оправданно.
Дети Франца Фердинанда и Софии - София-младшая, Эрнст и Максимилиан (слева направо)
- За Францем Фердинандом закрепилась также репутация «друга» славянских народов габсбургской монархии, чьи интересы он стремился защищать, прежде всего от правящих кругов Венгрии. Это тоже миф?
- Наследник стремился играть куда бóльшую политическую роль, чем та, которую ему отводил император Франц Иосиф. Отчасти это ему удавалось – так, министр иностранных дел Берхтольд обо всех своих политических шагах консультировался с эрцгерцогом. И их переписка говорит о том, что главной целью Франца Фердинанда было ослабление позиций Венгерского королевства в рамках монархии. Для этой цели он готов был использовать как союзников другие народы. Но вряд ли он пылал к ним особой любовью – в его письмах есть и такие выражения, как «балканские псы», например. Что касается, скажем, чехов, то здесь самое известное дело – афера Карела Швиги, деятеля Чешской национальной социалистической партии, передававшего сотрудникам Франца Фердинанда конфиденциальную информацию о чешских политиках. Но это был именно сбор информации, а не какие-то тесные контакты наследника с чешскими политиками. Хотя были у эрцгерцога и доверенные лица в политических кругах – словак Милан Ходжа, например, который позднее, в конце 1930-х годов, стал премьер-министром Чехословакии.
- Известна романтическая история любви Франца Фердинанда и чешской графини Софии Хотек и их последующего очень гармоничного брака. Они и умерли в один день, как положено идеальным супругам. Но имела ли графиня София, впоследствии княгиня фон Гогенберг, какое-либо политическое влияние на своего мужа? Например, защищала ли она интересы чехов?
- Ну, чешкой графиню Хотек можно назвать лишь условно. Да, она принадлежала к старинному чешскому аристократическому роду. Но воспитание детей, особенно девочек, в таких семьях к тому времени давно уже велось главным образом на языке их родителей – немецком. В принципе же аристократия была космополитичной в культурном плане. София фон Гогенберг, исходя из того, что о ней известно, производит впечатление совершенно аполитичной дамы, верующей католички, верной и преданной жены. Ни к каким политическим интригам София причастна не была. Она вместе с детьми создала для Франца Фердинанда в Конопиште ту обстановку домашнего уюта и радости, в которой он был действительно счастлив.
Наследник стремился играть куда бóльшую политическую роль, чем та, которую ему отводил император Франц Иосиф
- Если вернуться к состоянию Австро-Венгрии перед войной: чем стал для нее 1914 год? Ускорила ли война уже начавшееся разложение этого несколько устаревшего государства, или же у «дунайской монархии» были шансы на выживание?
- Это вопрос из серии «если бы», это так называемая «виртуальная история», которую историки не очень любят.
- В отличие от журналистов.
- Да, это такая интересная игра. Мы не можем знать, что произошло бы, если бы война не началась. Но известно, что политический и интеллектуальный мир Центральной Европы к 1914 году давно «привык» к существованию монархии Габсбургов. Если почитать тогдашнюю публицистику, даже чешскую, при всем недовольстве чехов многими порядками в Австро-Венгрии, то за небольшим исключением – кружком интеллектуалов вокруг журнала «Самостатност» – все они рассуждали о будущем, отталкиваясь от существования габсбургской монархии как естественной государственно-правовой рамки. Вопрос стоял не более чем о степени возможной автономии для разных народов монархии. Вот к ней – стремились, в том числе и чехи. Там стоял вопрос об отношениях с немецким меньшинством в рамках Чешского королевства – это была треть населения, два с половиной миллиона человек. И вот Вена вела себя в этом плане ответственно: она инициировала переговоры между чехами и немцами, но не вмешивалась в них – мол, вы сами на месте договоритесь на условиях, которые вас устраивают – будет ли это, например, такая модель, которая существовала в Галиции, или что-то еще. Но до начала войны конкретных результатов этот процесс не принес.
Карта расселения народов Австро-Венгрии (1910)
- Опыт габсбургской монархии как таковой – это нечто, принадлежащее далекому прошлому, или кое-что из него можно использовать и сейчас – к примеру, при строительстве и реформировании Евросоюза, который, как и Австро-Венгрия, является пестрым, многонациональным образованием?
- Я думаю, каждый исторический опыт уникален. Но кое-какие уроки извлечь можно. Например, языковая политика ЕС куда более либеральна, чем в габсбургской монархии. Документы Евросоюза переводятся на языки всех 28 стран-членов. Правда, это, конечно, очень дорогостоящее решение. Другая общая черта – единый рынок, без таможенных и финансовых барьеров. Но, с другой стороны, сейчас мы видим, что одна свобода торговли всех проблем не решит. ЕС кое-чего не хватает, определенной объединяющей идеи. Ну и третье, то, что было характерно для монархии и необходимо в сегодняшнем ЕС – это тенденция к единству права, – считает чешский историк Милан Главачка.
Радио Свобода